В битвах под водой

В настоящем очерке читатель не найдет досконального описания всех походов и операций, в которых принимали участие подводники-черноморцы. Все это подробно описывается и анализируется в соответ­ству­ющих литературных источниках, посвященных истории Великой Оте­чест­вен­ной войны. Автор очерка – участник 34 боевых походов гвардей­ской подводной лодки "М‑35" и участник обороны Севастополя – видит свою задачу в том, чтобы показать, какой ценой была выиграна эта тяже­лая битва подводниками-черноморцами, кто же были эти люди – герои мор­ских глубин. В основу очерка положены те события, непосред­ствен­ным участником которых ему довелось быть. При этом, естественно, ис­поль­зо­вана и современная справочная литература.

Наше участие в войне на Черном море и в битвах за Севастополь мы расценивали как общее дело борьбы с врагом на огромном и едином фрон­те от Баренцева моря до Черного.

Все это и побудило меня согласиться на предложение составителей Кни­ги Памяти написать настоящий очерк. Возможно, он позволит многим жи­телям нашего города, в том числе и участникам обороны блокадного Ле­нинграда, ближе познакомиться с тем, как и в каких условиях воевали на другом, территориально далеком от них фронте их старые друзья, с ко­торыми они вместе жили или учились в Ленинграде, и с которыми им, мо­жет быть, так и не довелось больше встретиться.

Мы - это я и мои боевые товарищи подводники-черноморцы. Ка­за­лось бы, это люди, далекие от всех тех бедствий, которые обрушились с вой­ной на наш прекрасный город, в котором я живу уже больше пяти­де­ся­ти лет. Однако, судьба нашего города и его защитников всегда очень вол­новала нас. Возможно и потому, что некоторые из подводников на­ше­го дивизиона были родом из Ленинграда. Подавляющее большинство крас­но­флотцев и старшин прошли предварительное обучение в Ленин­гра­де, в прославленном Краснознаменном учебном отряде подводного пла­вания, в знаменитом КУОППе, почти все командиры наших подводных ло­док и другие офицеры тоже провели в Ленинграде не один год: прак­ти­чески все они – выходцы из ВВМУ им. М.В.Фрунзе или ВМИУ им. Ф.Э.Дзер­жинского. Назову только командиров подводных лодок Героев Со­вет­ского Союза командира нашей лодки М.В.Грешилова ("М‑35"), Я.К.Иос­селиани ("М‑111"), А.Н.Кесаева ("М‑117").

Особенно близок стал блокадный Ленинград тем из нас кому дове­лось участвовать в обороне Севастополя, в том числе и экипажу нашей под­водной лодки почти полгода базировавшейся в осажденном Сева­сто­поле.

Так как все описания такого рода носят в какой-то мере субъ­ек­тивный характер, а также потому, что моя судьба в определенной сте­пе­ни типична для людей моего поколения, ввергнутых в пучину этой бес­при­мерной по жестокости войны, следует в самом начале сказать не­сколько слов о себе и моих боевых товарищах.

Я был призван на военную службу и направлен на Черноморский флот в возрасте восемнадцати с половиной лет после окончания 10 клас­сов средней школы. Первоначально обучался в Объединенной школе Учеб­ного отряда по классу рулевых в Севастополе. Объединенная школа раз­мещалась рядом с Малаховым курганом, где все как и в самом городе, не­сло на себе память о героических днях обороны Севастополя в Крым­ской войне 1854-1855 гг., от величественных памятников до земли, в ко­то­рой до сих пор находились осколки гранат, картечи. Из окон школы бы­ла видна Северная бухта и застывшие в кильватерном строю линкор и крей­сера. Здесь все говорило о военно-морской славе и подвиге во имя Ро­дины. Идя строем по городу, мы пели: "Севастополь не сдадим, мо­ряков столицу..." А в скором времени судьбе было угодно распорядиться ина­че.

Обстановка была тревожная. Черноморский флот на наших глазах быст­ро пополнялся новыми кораблями: крейсерами, эсминцами, под­вод­ны­ми лодками. Подготовка наша велась очень продуманно и интенсивно. Нас готовили рулевыми на надводные корабли, на которых на рулевых до­полнительно возлагается обеспечение артиллерийских стрельб гидро­ме­теорологическими данными, вплоть до данных о скорости ветра в раз­лич­ных слоях атмосферы. И всему этому мы были обучены практически. Ин­тересен и состав групп. Кроме нас, бывших десятиклассников, обу­че­ние проходили и призванные вместе с нами штурманы и помощники ка­пи­танов торгового флота, плававшие до этого на Каспийском и Черном мо­рях. И они тоже должны были быть выпущены из Учебного отряда прос­то рулевыми. Можно только покачать головой, но, видно, так дик­то­ва­ла обстановка.

Наконец обучение окончено, в майские праздники ходим по уто­па­ю­ще­му в цветущем миндале Малахову кургану и Приморскому бульвару. Всма­триваемся в красавцы-крейсера и эсминцы. На котором из них до­ве­дет­ся служить? Подбирают группу для эскадры надводных кораблей, в ос­новном из уже плававших раньше в торговом флоте, я в нее не по­па­даю. Нашу группу направляют на бригады подводных лодок. Не­пред­ви­ден­ный поворот судьбы. Приходят молодые лейтенанты, помощники ко­ман­диров подводных лодок и начинается наше распределение по лодкам. Мне, вроде бы, предстоит плавать на ПЛ "М‑34", но в последний момент, услы­шав, что стоящий рядом со мной В.Волохин – бывший штурман, по­мощ­ник командира ПЛ "М‑34" просит направить Волохина к нему (им пред­стоит штурманский поход), и я оказываюсь назначенным, вместо не­го, на ПЛ "М‑35". Кто тогда мог предвидеть, что они погибнут уже осенью 1941 г.

С этого момента я в составе экипажа ПЛ "М‑35". Нас всего 19 че­ло­век. Командир лодки старший лейтенант М.В.Грешилов, помощник ко­ман­ди­ра лейтенант Ю.С.Бодаревский, инженер-механик старший инженер-лейтенант И.А.Вали­нов, четыре мичмана и главных старшины (сверх­сроч­ни­ки) и 12 крас­нофлотцев и старшин 1 и 2‑й статьи. Позже добавится двад­цатый член экипажа – штурман лейтенант А.В.Милов.

Наша подводная лодка "М‑35" относится к классу "Малюток" 12 се­рии. Построена она по последнему слову техники того времени, спущена на воду зимой 1940 г. Длина лодки всего 44,5 м, ширина – 3,3 м, над­вод­ное водоизмещение – 210 т, подводное – 261 т, шесть отсеков, одно­вин­то­вая, предельная глубина погружения – 60 м. Вооружение: два носовых тор­педных аппарата (запасных торпед нет), 45‑мм орудие и один пу­ле­мет. Автономность – 10 суток (в войну увеличили до 15). Да, далеко нам да­же до средней лодки типа "Щ" ("Щука"), у которой 6 торпедных ап­паратов и 10 торпед! И в те дни вряд ли кто мог себе представить, ка­кую большую роль доведется сыграть этим "Малюткам" на Черноморском те­атре военных действий, и какая судьба будет уготована многим из их эки­пажей. Добавим, что экипаж в основном молодой, от 19 до 22 лет, кро­ме офицеров имели опыт плавания всего лишь 5-6 человек. Экипаж ока­зался очень дружный. Всем приходилось очень много заниматься, осо­бен­но мне, так как в Учебном отряде меня готовили на надводные ко­раб­ли, а не на подводные лодки (для этого существовали специальные от­ря­ды подводного плавания). Мне приходилось спешно изучить устройство лод­ки и многих совершенно незнакомых мне систем и механизмов, ко­то­рые входили в мое заведование и от которых зависела безопасность пла­ва­ния, а также некоторые дополнительные обязанности: рулевые на лод­ках являются и наводчиками орудия. Я оказался на лодке самым молодым и по сроку пребывания на ней, поэтому, а возможно и потому, что теперь от меня будет зависеть безопасность и успешность плавания, мне много по­могали мои товарищи по лодке. Следует подчеркнуть, что в то время у нас никакой "дедовщины" и в помине не было, не возникало даже не­об­хо­димости в таком понятии. Часто выходили в море для отработки разных за­дач. К счастью, я не укачиваюсь. Это важно не только для меня, но и для моих напарников рулевых, так как вахта у нас на "Малютках" двух­смен­ная, подменять некому.

В одну из встреч со своими товарищами по учебе не без зависти узнаю, что многих из них вернули в Учебный отряд для подготовки в ка­чест­ве командиров отделения рулевых для крупных надводных кораблей. Ведь после этого можно было стать командиром отделения рулевых бы­стро­ходного красавца эсминца! Было чему позавидовать де­вят­над­ца­ти­лет­нему парню. Но вот только не все они попали на корабли. В первые не­дели войны большую часть из них направили на сухопутный фронт под Одес­су, где многие из них и сложили голову.

В июне 1941 г. мы принимаем участие в общефлотских учениях. От­ра­батываем совместные плавания, ведем учебные торпедные стрельбы по ко­раблям, отрабатываем уход от преследования, прорыв охранения, вы­пол­няем артиллерийские стрельбы, ночные переходы, стоянки на якоре на рейде. В базу не заходили несколько суток. Наконец, в субботу (21 ию­ня!) учения закончились, возвращаемся в Севастополь. Северная бух­та, поворот вправо – и наша родная Южная бухта, водная станция "Ди­на­мо" (хорошо бы сходить туда на танцы в ближайшее увольнение), а вот и кра­савцы эсминцы, стоящие у Минной стенки. Проходим мимо их острых, как бритва, форштевней. Лидер эсминцев "Харьков", лидер "Москва", на ко­тором я проходил практику (через 5 дней его уже не будет, погибнет при нанесении артиллерийского удара по главной базе румынского флота – Констанце, подорвавшись на мине), эсминцы "Быстрый", "Бес­по­щад­ный", "Безупречный"... Жаль, что не доведется служить ни на одном из них, ну да что поделать. После учений я уже начинаю мнить себя на­сто­ящим моряком-подводником, тем более, что на голове у меня, на которой по­являются какие-то намеки на прическу, бескозырка с надписью на лен­точ­ке "Подводные Силы ЧФ", а подводники на флоте пользуются большим ува­жением. О, юношеские мечты! А пока швартовка, приведение ме­ха­низ­мов в исходное положение. Город празднично освещен, отовсюду слыш­на музыка. Попасть на увольнение нам, молодым, нечего и мечтать, хо­тя кое-кто из "стариков" уже собирается. Ну да зато выспимся по-че­ло­ве­чески после учений.

Время близится к полуночи. В помещении спортивного зала, в ко­то­ром размещены экипажи нескольких лодок, царит оживление. Обме­ни­ва­ют­ся впечатлениями об учениях, возвратились немногочисленные уволь­няв­шиеся, наконец, все затихают. Неожиданно около часу ночи объ­яв­ля­ет­ся боевая тревога. Построились. Дали отбой. Только стали засыпать, вновь объявляется тревога. Нет необходимости воспроизводить, как и в ка­ких выражениях отреагировали только что вернувшиеся с мно­го­днев­ных учений подводники на "устроенную" начальством повторную "учеб­ную" тревогу. Однако еще более неожиданной оказалась команда де­жур­но­го по дивизиону: "Снять белые чехлы с бескозырок, взять с собой буш­ла­ты, противогазы и бегом на лодки!"

Срочно готовим лодку к походу. Пришли командир лодки, остальные офи­церы и старшины. Переходим вглубь Южной бухты к холодильнику и швар­туемся у пирса (причала) недалеко от эсминца. Вызван к орудию арт­расчет.

Примерно три часа ночи. Город погрузился в темноту, затемнены все ко­рабли. Тишина, только мерцают звезды и стрекочут цикады. Вдруг по не­бу зашарили лучи прожекторов и стали выхватывать из темноты си­лу­э­ты самолетов. Заговорили зенитки, к самолетам потянулись пунктиры сна­рядных трасс. Командира лодки вызвали к телефону на пирсе. Прямо с пирса, еще не повесив телефонную трубку, он подает команду арт­рас­че­ту открыть огонь по самолетам. В управление артогнем вступает по­мощ­ник командира Ю.С.Бодаревский. Навожу орудие на ближайший са­мо­лет, и начинаем стрелять. Стреляем, будучи полностью уверенными, что ведем огонь по радиоуправляемым самолетам, пущенным под конец уче­ний (мы привыкли стрелять по "рукаву", который тянет за собой са­мо­лет). Ведет огонь и стоящий рядом с нами эсминец. Неожиданно ви­жу вспых­нувшую где-то за Панорамой обороны Севастополя оран­же­во-крас­ную сильную вспышку и слышу раскатистый звук взрыва, затем вто­рой, тре­тий. Постепенно гул стрельбы удаляется. Командир снова был выз­ван к телефону, затем приказал всем собраться в четвертом отсеке лод­ки. Когда он вошел в отсек, лицо его показалось мне бледнее обыч­но­го. Обра­щение его к нам было очень коротким: "Мы стреляли по не­мец­ким самолетам. Фашистская Германия напала на нас без объявления вой­ны. Это война, и я прошу каждого выполнить свой долг".

Через несколько дней мы ушли на позицию, которая прошла спо­кой­но. Находясь на этой позиции, мы, естественно, не могли знать, что за вой­ну нам предстоит сделать 34 боевых похода, пройти более сорока ты­сяч миль, потопить семь и повредить два военных транспорта и танкера про­тивника, что непосредственно на нас будет сброшено несколько сотен глу­бинных бомб. Не знали и того, что нашей лодке одной из первых бу­дет присвоено звание гвардейской, что командир лодки М.В.Грешилов и трюм­ный машинист А.С.Морухов получат звание Героя Советского Союза, весь экипаж будет награжден правительственными наградами и что на фло­те будет выпущен специальный плакат, призывающий бить врага так, как бьем его мы.

При возвращении увидели у входа в Северную бухту против Кон­стан­ти­новского равелина подорвавшийся на мине, сброшенной во время того на­лета, эсминец "Быстрый". Но все же заминировать выход из Северной бух­ты и заблокировать флот врагу не удалось. Встреченные сильным за­гра­дительным огнем, фашистские самолеты сбросили свой смертельный груз в основном на город.

Обстановка осложняется. Помогаем эвакуировать базу в Балаклаве и пе­реходим для базирования на Кавказ. Теперь на позиции к вражеским ба­зам в Румынии и Болгарии идем через все Черное море. На переходе по нес­колько раз приходится уходить под воду от самолетов-бом­бар­ди­ров­щи­ков. Переходы переносятся довольно тяжело. Вахты двухсменные, каж­дому приходится стоять на ходовой вахте в общей сложности по две­над­цать часов в сутки. Кроме того, постоянно необходимо следить за ра­бо­той механизмов, выполнять другие корабельные работы.

В штормовую погоду наши "Малютки" так качает, что иногда не­воз­можно удержаться на койке. Ложимся спать прямо на палубу. В море рас­по­рядок дня изменяется с учетом экономии электроэнергии и вероятности не­ожиданной встречи с про­тивником. Ужин утром, обед в полночь, зав­трак вечером. Все не­об­хо­ди­мые работы ведутся в основном ночью. По­спать удается только не­сколь­ко часов днем.

При возвращении на базу ремонт в основном силами личного состава лод­ки. Иногда несколько дней пребывания на базе – и снова в море, на по­зицию. В базе продолжается и обучение, и тренировки. До сих пор пом­нятся приходы с этой целью дивизионного инженер-механика В.Шу­шу­кова. В отсеках вы­клю­ча­ет­ся полностью свет и подаются различные "ввод­ные". Например: "не за­крыл­ся кингстон главного балласта", "не сра­ботал клапан вентиляции", "лоп­нул шов корпуса по правому борту" и т.д. бросаемся в темноте от од­но­го механизма к другому, открываем, закрываем вручную кингстоны, кла­паны вентиляции, "заделываем" лопнувший шов. Хорошо, что он не ви­дит в темноте выражение наших лиц. Но зато как мы были благодарны ему за все это на позициях, когда вели реальную борьбу за живучесть лод­ки и, следовательно, за свои жизни тоже.

Не сразу пришли к нам и боевые успехи. Первые торпедные атаки нам пришлось вести по БДБ (большим десантным баржам). Они оказались не­удачными. БДБ имели небольшую осадку, при стрельбе по ним торпеды уста­навливались на небольшую глубину, легко обнаруживались и де­мас­ки­ровали лодку. К тому же БДБ имели хорошее артиллерийское во­ору­же­ние, солидный запас глубинных бомб и большую скорость хода, что поз­во­ляло им самим атаковать лодку вместе с кораблями охранения. При пер­вых встречах с ними боевого счета мы не открыли, но что такое глу­бин­ные бомбы познали вполне. Позже мы научились топить и БДБ.

Первый наш боевой успех был довольно скромным и для подводной лод­ки (особенно нашего типа) довольно необычным. В октябре 1941 г., на­ходясь на позиции около главной базы румынского флота Констанцы, мы обнаружили идущие вдоль берега два каравана буксиров с паромами и по­топили один из паромов из своего 45‑мм орудия. Использовать тор­пе­ды при ма­лой осадке было нецелесообразно. Появившиеся катера-охот­ни­ки за под­водными лодками не дали возможности покончить с другими паромами.

Прежде чем говорить о следующих наших атаках, следует кратко оста­новиться на тех районах, где мы и другие подводные лодки нашего ди­визиона, тоже "Малютки", несли позиции и о тактике нашего ко­ман­ди­ра. Наши позиции находились вблизи берега, около румынских и бол­гар­ских портов Сулина, Констанца, Бургас, Варна на вражеских фарватерах и коммуникациях, огражденных с моря минными полями. Атаки при­хо­ди­лось вести на мелководье, на глубине от 11 до 15-20 метров, а то и мень­ше. Большим и даже средним подводным лодкам эффективно действовать в этих мелководных районах было очень трудно. Вот здесь-то и очень при­годились "Малютки", обладающие меньшей осадкой. Для действия в этих районах, еще более отдаленных от базы, нам увеличили запас топ­ли­ва за счет заполнения им одной из балластных цистерн и увеличили ав­тономность с 10 до 15 суток.

Командир подводной лодки М.В.Грешилов, как говорится "командир ми­лостью божьей", умный, грамотный, смелый до дерзости, талантливый под­водник. Мастер подводных и особенно надводных ночных торпедных атак. Человек, умевший как бы войти в роль и понять психологию ко­ман­ди­ров атакуемых нами конвоев и кораблей. Любимые тактические при­е­мы: атаковать от берега, оттуда меньше всего ожидают, встать на якорь в под­водном или надводном положении или лечь на грунт прямо на вра­жес­ком фарватере и ждать, не демаскируя себя шумом, когда конвой сам "на­порется" на нас. Появился конвой, снимаемся с якоря, один, два ма­нев­ра над водой или под водой и торпедный залп. При отрыве под берег или... под минное поле. Атаки с очень близкого расстояния, два-четыре ка­бельтова, примерно 350-700 м, "в упор" (ведь на лодке всего две тор­пе­ды). Его кредо – действовать так дерзко, чтобы противник не мог по­ве­рить в то, что подводная лодка может на это решиться.

Вот один из примеров такой атаки. В районе порта Сулина об­на­ру­жи­ли крупный транспорт противника. Маневрируем около самого берега, что­бы подойти к ним. Лодка буквально ползет по грунту. При касаниях грун­та подвсплываем до позиционного положения (когда над водой толь­ко одна рубка), затем вновь погружаемся. Транспорт встал на якорь за мо­лом порта. Входим в акваторию порта. Снова всплываем недалеко от мо­ла. Хорошо видны строения и огни порта. Рядом, качаясь на волнах, за­унывно ревет портовый буй. Команды с мостика следуют одна за дру­гой, мне – ру­ле­вому, торпедистам, трюмным машинистам, мотористам, электрикам... Наконец долгожданная команда "Пли!" Лодка вздрагивает от толчка, и торпеды устремляются к тран­спор­ту. Раз­ворачиваемся, слы­шим взрыв торпед. Над транспортом столб чер­но­го ды­ма. В порту завыла си­рена, зашарили прожекторы, один из них осве­тил на мгновение даже тумбу нашего перископа, но нас не заметили. По тре­воге из порта вышел ми­ноносец и катера, однако мы находимся на тем­ной стороне горизонта, и они нас не обнаруживают, хотя идут прак­ти­чес­ки параллельным с нами курсом. Вынуждены идти около часа в над­вод­ном положении из-за малых глубин. Наконец, поворачиваем на во­сток, проходя на полном ходу по­ло­су минного заграждения, и идем в базу – на Кавказ. Позже мы и другие под­водники неоднократно видели это тор­педированное нами и за­топ­лен­ное по ходовую рубку судно. Это был во­енный транспорт "Лола" водо­из­ме­щением 4500 т.

Вражеские порты и фарватеры, по которым следовали конвои в рай­оне наших позиций, были прикрыты с моря минными заграждениями. По­это­му форсировать минные поля в этом районе приходилось почти всем под­водным лодкам.

Форсирование минного поля в подводном положении проходило при­мер­но так. Лодка идет самым малым ходом, пробираясь вслепую между мин­репов, тросов, на которых удерживаются мины. Нервы у всех на­пря­же­ны до предела, все сосредоточены, в лодке гробовое молчание, только по­ет гребной винт, и периодически шумят перекладываемые рули. Вдруг раз­дается скрежет минрепа о корпус лодки; перекладкой руля стараемся от­вести корпус лодки от минрепа, иногда останавливается главный элек­тро­двигатель, лодка идет по инерции. Скрежет движется от носа к корме, иног­да минреп цепляется за что-то, затем срывается, слышен резкий звон­кий удар минрепа по корпусу, один, второй, словно удар натянутой те­тивы лука. Невольно как бы вбираем голову в плечи. Секунда, вторая... Нет, взрыва мины не последовало. Пронесло. Через несколько минут ка­са­ние минрепа по другому борту. Опять все сначала. Опять пронесло. Ког­да же это кончится?! Наконец, кончилось. До следующего фор­си­ро­ва­ния.

Не всем довелось с этих минных полей вернуться на ба­­зу. Одна из наших "Малюток", "М‑113", пришла на базу с оторванной взрывом ми­­ны носовой частью по торпедные аппараты. Вторая подводная лодка "М‑33" сначала подорвалась на одной, а затем на второй мине. Это было уста­нов­лено случайно уже после войны. Вот найденная записка стар­ши­ны пер­вой статьи Хомутенко. "Кроме пятого и шестого все затопило, все по­гибли. Кормовой люк не открывается. Выходя, задохнулись шестеро. Остал­ся я один. Под водой мы уже больше суток. Душно. Очень хочется жить. Прощайте!" Ему тоже не удалось открыть заклинившийся люк шес­то­го отсека.

Позже под занятым немцами Севастополем мы, форсируя остав­лен­ное нами свое минное поле, попали на нем в поставленную немцами про­ти­володочную сеть. Под минным полем мы вечером уходили дальше в мо­ре, для зарядки аккумуляторных батарей, а утром возвращались под ним на фарватер для поиска вражеских кораблей и военных транспортов. Лод­ка во что-то уперлась, появился постоянный скрежет, а нос лодки из цеп­ких объятий не вырвался. Было решено дождаться ночи, вытащить од­ну торпеду из аппарата в лодку, двум подводникам выйти через тор­пед­ный аппарат наружу в изолирующем снаряжении и попытаться ос­во­бо­дить лодку от сети.

Объявлена готовность номер один по подводному, по ней мы вдвоем в чет­вертом (аккумуляторном) отсеке. Делать нечего. Сидим на койках, на­­бро­сив полушубки, чтобы было теплее. За два года войны мы на­у­чи­лись не выказывать никаких волнений и отгонять от себя неприятные мыс­ли. По­степенно начинаем дремать под монотонный шум машинки ре­ге­­не­ра­ции. Вдруг показалось, что слышим шум гребного винта. Смотрим на на­хо­дящийся перед нами амперметр. Он показывает нагрузку на ак­ку­му­ля­тор­ную батарею, – мы идем! Приоткрываем дверь в центральный пост и во­­просительно смотрим на нашего друга трюмного машиниста А.Ф.Аки­ни­на. Он подтверждает, что дали малый ход. Освободились. Оче­вид­но, снесло течением.

Итак, мы пришли на Кавказ. Ремонтируемся. И вдруг радостная весть. Мы вместе с еще одной лодкой направляемся в осажденный Се­ва­сто­поль для образования, так называемой, маневренной группы. Уходим в Севастополь в ноябре 1941 г. и пробудем там около шести месяцев. При­швартовались у входа в Южную бухту, напротив морского завода. Сю­да приходят транспорты, снабжающие город. Недалеко от нас становятся у стенки эскортирующие их эсминцы. Позже сюда будут приходить транс­пор­ты с войсками, крейсера отсюда будут помогать из своего главного ка­либра останавливать наступление немецких войск. Теперь мы ходим от­сюда на наши позиции и сюда возвращаемся на "послепоходный от­дых".

Ежедневные налеты немецких самолетов, иногда по несколько раз в день, в том числе и на Южную бухту, по приходящим транспортам. Город и все вокруг бухты постепенно разбивается. Добавляются позже и арт­об­стре­лы. Один снаряд попадает в плавпирс, у которого мы при­швар­то­ва­ны, пробивает деревянный настил и взрывается под водой. Повезло, ни­кто не пострадал, хотя большая часть экипажа в ожидании катера для сле­дования на обед, находилась на пирсе. Лодку сорвало со швартов. Все бро­сились в лодку, но видимых повреждений не оказалось. Вообще, кар­ти­на тяжелая. На наших глазах взрывается стоящий рядом танкер "Ана­то­лий Серов", только что откачавший привезенный бензин. Напротив за­то­нул и лег мачтами на Графскую пристань крейсер "Червона Украина", и бух­та покрылась толстым слоем мазута. Нам повезло достать в соседних раз­рушенных домах, где раньше останавливались сухопутные части, не­сколь­ко ящиков со снарядами к нашему орудию. Когда становится очень "кру­то", мы тоже ведем огонь по самолетам, которые летят на нас. Так пси­хологически легче переносить бомбежку, и вроде мы немного по­мо­га­ем защитникам. Пребывание под бомбежкой с воздуха – своеобразный и острый психологический момент. Остановлюсь на одном примере. Однаж­ды днем во время налета самолетов и артобстреле мы с товарищем, тоже из артрасчета, оказались на берегу. Рядом в бухту падали бомбы, не­да­ле­ко начали рваться снаряды. Мы бежали на лодку, прижимаясь иногда к ка­менной ограде морского завода, все время борясь с трудно пре­о­до­ли­мым желанием броситься на землю. Наконец, мы добегаем до лодки, при­бе­гают другие члены артрасчета, надеваем каски, помощник командира (он руководит стрельбами) дает "добро", хватается за свой артиллерий­ский бинокль, и мы начинаем вести огонь по самолетам из своего орудия, не имеющего даже примитивного щита. Но уже после первого выстрела со­вершенно успокаиваемся. Сосредоточены полностью на своем деле, не до волнений и переживаний.

Командование лодки и часть экипажа ночь проводят в бом­бо­убе­жи­ще. Мы, рулевые, трюмные машинисты, электрики, несем верхние и ниж­ние вахты и ночуем на лодке. Ездим на базу только на обед. Самое хоро­шее время – ночь. Бомбежки редки, тихо. Подходит старенький буксир "Кил­лектор" (позже затонул от прямого попадания бомбы), дает пар. В от­секах становится тепло и уютно. На лодке встречаем и Новый 1942 год. Есть у нас и преданные друзья. Это маленькие братишка с сестренкой. Они первыми встречают нас при возвращении с позиции или задания (раз­ведка аэродромов, обеспечение других операций). Мы оставляем для них шоколад, сажаем к себе на плечи, спускаемся в лодку, всегда делим­ся обедом, ужином, угощаем компотом, галетами, сгущенкой.

Из осажденного Севастополя мы делаем несколько удачных походов к берегам противника.

Одна торпедная атака была сопряжена с беспримерной погоней в над­водном положении. Командир нашей лодки обратил внимание на то, что следовавшие по бортам транспорта катера охранения поочередно за­хо­дили за корму транспорта и, воспользовавшись моментом, сам при­стро­ил­ся за кормой транспорта. Расчет основывался на том, что даже обнару­жив в сумерках силуэт нашей рубки, каждый из командиров катеров при­мет его за катер охранения. Во время этой полуторачасовой погони за тран­с­портом, когда для обеспечения максимальной скорости хода дизель ра­ботал на предельных оборотах, командир приказал мне и одному мо­то­рис­ту спуститься на надстройку и прикрывать глушители, из которых сно­пом сыпались искры, мокрыми брезентами. Дерзость удалась. При пово­ро­те транспорта во время входа в порт по нему было выпущено в упор две торпеды. Слышим взрывы. По сигналу срочного погружения мчимся с то­варищем по уже уходящей из-под ног палубе в лодку. Отрываемся от пре­следования и уходим.

В этих же квадратах на мелководье мы потопили один из самых круп­ных танкеров противника на Черном море "Ле Прогресс", шедшего в охра­нении миноносца и двух сторожевых катеров. Танкер атаковали от бе­рега, предварительно форсировав под водой минное поле. Пре­сле­до­ва­ние лодки после торпедной атаки и бомбежка ее глубинными бомбами бы­ли длительны и упорны. До своей базы – Севастополя дошли бла­го­по­луч­но.

А тем временем обстановка в осажденном Севастополе становится все напряженнее. Бои ведутся на подступах к городу. Мы иногда взби­ра­ем­ся на крышу ограждения рубки нашей лодки и наблюдаем в бинокль как идут бои на сухопутном фронте, сразу за бухтой, на северной сто­ро­не.

В июне 1942 г. за несколько недель до того как наши войска были вы­нуждены оставить Севастополь, мы получили приказ вернуться на Кав­каз для ремонта. Трудно передать, с каким тяжелым чувством мы покидали наш любимый израненный город. Но даже думая о самом худшем, мы никогда не теряли уверенности в том, что мы еще вернемся в Севастополь. Не мы, так наши товарищи по оружию, и Севастополь снова будет нашим.

Подводные лодки, в том числе "Малютки", в последние дни обороны Севастополя, когда надводные корабли уже не могли войти в бухту, участ­вовали в эвакуации раненых, женщин и детей, привозили бое­при­па­сы, бензин, хотя лодки для этого совершенно не приспособлены. Были слу­чаи взрыва паров бензина и отравления его парами, как это про­изо­шло на подводной лодке "М‑32", которой командовал капитан 3-го ранга Н.А.Колтыпин.

В июне 1942 г., в последние дни обороны Севастополя "М‑32" до­ста­ви­ла в осажденный город мины, патроны и несколько тонн бензина. Раз­гру­зились, откачали бензин. Лодка приняла раненых и женщин для эва­ку­ации их на Кавказ, но во время дифферентовки, выравнивания лодки при подготовке к походу, произошел взрыв паров бензина в центральном пос­ту. Несмотря на полученные ожоги, подводники под руководством ин­же­нер-механика Дьякова сумели предотвратить возникновение пожара. Однако, интенсивные бомбежки с воздуха и артобстрел вынудили от­ло­жить выход в море до наступления темноты. Лодка легла на грунт, но из цис­терн, не приспособленных для перевозки бензина, стали поступать его пары, и под их воздействием люди в лодке стали впадать в забытье и те­рять сознание. Выдержал только старшина группы мотористов главный старшина Н.К.Пустовойтенко, который с наступлением темноты продул сред­нюю балластную цистерну, и лодка всплыла в позиционное поло­же­ние. Однако, когда он, поднявшись по трапу, открыл верхний рубочный люк и вдохнул чистый воздух, то тоже потерял сознание (так назы­ва­е­мое обратное действие наркотических газов, к которым относятся и пары бен­зина), и упал вниз. Очнувшись примерно через два часа, он вынес на­верх командира лодки и инженер-механика. Лодку за это время снесло на кам­ни. Вместе они провентилировали отсеки подводной лодки. Под­вод­ни­ки и эвакуируемые стали приходить в себя, лодка снялась с грунта и под по­кровом ночи направилась в Новороссийск.

За войну на нас была сброшена не одна сотня глубинных бомб. Уход под­водной лодки от преследования и атак кораблями охранения требуют боль­шого искусства и напряжения. На сравнительно небольших глубинах и на мелководье это выглядело примерно так. Выпустив торпеды, коман­дир старается отвернуть от конвоя, уйти с того места, где был произведен залп, дезориентировать катера изменением курса и скорости хода. Чаще все­го после одной-двух серий глубинных бомб приходится лечь на грунт (на глубине 12-15 м). Стоят и слушают наверху катера-охотники. Оста­нав­ливаем все шумящие механизмы. Дал ход один из катеров, усили­ва­ется шум приближающегося катера, надвигается рев его моторов над го­ло­вой. Сброшена серия бомб, другая. Корпус лодки сотрясается, про­ги­ба­ется между шпангоутов, в воздухе пыль, частицы пробковой изоляции, во­дяной туман. Гаснет свет, где-то свистит воздух подорвавшегося кла­па­на, откуда-то ударяет струя воды. Пользуясь шумом катера, тем, что его гид­ро­акустики в этот момент не слышат наших шумов, снимаемся с грун­та, даем ход, маневрируем. И так несколько часов подряд, пока они не по­те­ряют контакт с лодкой, или у них не кончится запас глубинных бомб.

У нас был случай, когда при очень интенсивной бомбежке глу­бин­ны­ми бомбами, оценив полученные повреждения, командир перед всплы­ти­ем вызвал артрасчет в центральный пост и поставил своего помощника к арт­погребу с противотанковой гранатой с приказом при необходимости подо­рвать лодку (чтобы лодка не досталась противнику). Всплыли, арт­рас­чет выбежал к орудию... Тихо, плещет волна по борту, светит луна, пла­вают какие-то обломки с потопленного транспорта, запах мазута. Ка­те­ра-охотники ушли. Очевидно, решили, что потопили нас.

Но не всегда все так сравнительно благополучно заканчивалось для под­­­водной лодки и ее экипажа. Пример тому – походы подводных лодок на­­­шего дивизиона "М‑36" и "М‑32".

Но прежде, чем перейти к описанию того, что пришлось испытать их эки­­пажам, вероятно, целесообразно обратить внимание читателя на сле­ду­ющее.

Действуя на коммуникациях противника и отправляя на дно военные транс­порты с войсками и военной техникой и танкеры с топливом, под­вод­ники имели уникальную возможность серьезного влияния на ход во­ен­ных операций на сухопутном фронте. Поэтому командиры подводных ло­док стремились выполнить поставленные им задачи пусть даже очень до­рогой ценой. Правда, большие и средние подводные лодки, имеющие по 6 и 8 торпедных аппаратов, имели возможность проводить стрельбу с боль­ших расстояний, добиваясь успеха за счет стрельбы веером большим ко­личеством торпед. Иное дело – "Малютки", которые имели только две тор­педы. Поэтому ко­мандиры наших лодок, чтобы действовать навер­ня­ка, стреляли с очень ма­лого расстояния: 2-4 кабельтов, "в упор". При вы­хо­де в торпедную ата­ку они нередко стремились проникнуть внутрь кон­воя, часто "под­ны­ри­вая" под корабли охранения, иногда с риском по­пасть под бомбовый или та­ранный удар еще до того как выпустить тор­педы.

По большим транспортам обычно выпускали две торпеды (с интер­валом в не­сколько секунд). При этом "Малютки" из-за их малого водо­из­мещения имели тен­ден­цию подвсплывать. В таких случаях над по­верх­ностью воды могла ока­зать­ся не только тумба перископа, но и часть ограж­дения боевой рубки. Осо­бенно трудно было предотвращать это яв­ле­ние на мелководье из-за огра­ниченных возможностей маневрирования по глубине. В результате под­водная лодка оказывалась обнаруженной и под­вергалась жестокой бом­бежке с самыми тяжелыми последствиями.

Итак, обратимся к походу подводной лодки "М‑36". 23 августа 1942 г. В 17­⁰⁰ командир лодки капитан-лейтенант В.Ко­ма­ров обнаружил два транс­порта водоизмещением в три и пять тысяч тонн, шед­ших курсом из Одессы под охраной трех сторожевых кораблей. Глу­би­на моря была око­ло восьми метров. Лодка буквально ползла по грунту. И даже когда глу­бина моря стала уменьшаться еще больше, он не от­ка­зал­ся от атаки и про­извел залп двумя торпедами с расстояния около трех ка­бельтовых, при­чем вынужден был пользоваться перископом лежа на на­стиле (полу) бо­е­вой рубки. Во время залпа лодку выбросило наверх. Хо­тя под­вод­ни­кам и удалось быстро положить лодку на грунт, сто­ро­же­вые корабли бу­квально набросились на "М‑36" и стали забивать ее глу­бин­ными бомбами. В шестом электромоторном отсеке были сорваны все за­драйки входного лю­ка. В отсек, заливая главный электродвигатель, хлы­нула забортная во­да. Попытки остановить поступление воды в отсек ре­зультатов не дали. Бы­ло принято решение перевести электриков из шес­того отсека в пятый ди­зельный отсек, но и в него стала поступать во­да. Несколько часов вели подводники упорную борьбу за жизнь корабля. Каж­дая попытка за­пус­тить турбонасос для откачки воды сопровождалась но­вой серией глу­бин­ных бомб. Наконец, когда вода уже стала подступать к электромотору тур­бо­насоса, гидроакустик Ефремов доложил, что шума вин­тов не слы­шит. Запустили турбонасос. Шумов винтов слышно не было.

Про­дули балласты. Командир, за ним артрасчет выскочили наверх. Ни­­ко­го нет, только торчат из воды мачты потопленного транспорта, а во­круг лод­ки с четырех сторон установлены красные буйки, очевидно, от­ме­­ча­ю­щие место "потопления" лодки. Несколько суток вел экипаж лодки бес­­пре­цедентную борьбу за восстановление живучести своего корабля, днем под водой на отмелях под берегом, занятым противником, ночью в над­­вод­ном положении. Наконец, наступил долгожданный день, когда на кар­­те был проложен курс к родным берегам. Вернулись, когда их почти уже и не ждали. Но вернулись, и перед входом в бухту по традиции сде­лали вы­стрел из орудия: они открыли свой боевой счет. Правда, до­воль­но до­ро­гой ценой.

А вот до Дня Победы им дожить не довелось. Наша напарница, с ко­то­рой вместе достраивались, и вместе поднимали военно-морской флаг, сме­няли друг друга на одних и тех же позициях, с экипажем которой мы все­гда вместе жили, погибла в январе 1944 года. К нашему большому го­рю она оказалась в той несчастливой половине подводных лодок Чер­но­мор­ского флота (21 подводная лодка), которым не суждено было вер­нуть­ся к родным берегам. Ей и еще восьми "Малюткам". Номера этих ло­док и поименные списки их экипажей увековечены на памятнике под­вод­никам-черноморцам, установленном в Севастополе.

Во время атаки конвоя командиром подводной лодки "М‑32" ка­пи­та­ном-лейтенантом Н.А.Колтыниным обстановка после торпедирова­ния транс­порта сложилась примерно такая же, как и на "М‑36". Так же в ре­зуль­тате взрывов глубинных бомб были повреждены задрайки входного лю­ка шестого отсека и залиты электромоторный и соседний дизельный от­сек. Кроме того, обстановка усугублялась еще и тем, что не выдержали за­драйки верхнего рубочного люка, и наполовину оказался залитым тре­тий отсек. Поэтому все находящиеся в центральном посту управления ра­бо­тали и вели борьбу за живучесть корабля, находясь по пояс в воде. Бы­ла повреждена топливная цистерна. Дизельное топливо не только по­сту­пало в трюм, но и наружу, что дополнительно демаскировало лодку. С дру­гой стороны, появление соляра на поверхности, вероятно, послужило для про­тив­ника поводом считать, что лодка потоплена, и они прекратили сбра­сы­ва­ние на нее глубинных бомб. А возможно, просто кончился их запас. Не­сколь­ко дней, уходя под Ру­мын­ский берег, вводили в строй ме­ханизмы. Остав­шееся дизельное топливо ведрами переносили в про­ви­зи­онную цис­терну первого отсека. А на обратном пути в базу снова ведрами пе­­ре­но­си­ли его в дизельный отсек. По возвращении лодка была от­правлена на ре­монт. Так завершилась военная судьба этого корабля, пра­вда извест­но­го на флотах в основном в связи с событиями, имевшими мес­то на ней при перевозке бензина в осажденный Севастополь.

Участником всех этих событий  оказался ныне живущий в нашем го­ро­де мой боевой друг командир отделения гидроакустиков этой лодки стар­шина второй статьи А.П.Кантемиров, который начинал службу на на­шей подводной лодке "М‑35".

Рассказывая о подводниках-"малюточниках", нельзя не остановиться на боевых действиях самых малых по габаритам и водоизмещению ко­ра­блей этого класса – четырехотсечных "Малюток" шестой серии. По сво­им тактико-техническим характеристикам их нельзя было эффективно ис­пользовать на тех далеких позициях, на которые ходили мы. Поэтому на них были возложены другие важные задачи, главным образом, ведение раз­ведки у побережья, занятого врагом Крымского полуострова. Они сыгра­ли исключительно большую роль при освобождении Крыма, в Кер­чин­ско-Феодосийской операции и особенно при освобождении Сева­сто­по­ля. После преодоления противолодочных рубежей они занимали позиции под Севастополем и осуществляли наведение других подводных лодок на корабли и транспорты противника. Ряд эффективных торпедных атак, в част­ности, подводными лодками "М‑111" и "М‑117" во многом обязаны ис­кус­ным действиям командиров этих лодок, в том числе командира "М‑55" капитана 3-го ранга Э.Б.Бродского, ныне живущего в Санкт-Петербурге. Следует подчеркнуть, что выполнение боевых задач этими лодками осло­ж­нялось не только активным противодействием противника, но и час­то свирепствующими в этих районах штормами, так как для плавания в та­ких условиях они были мало приспособлены. В качестве иллюстрации мож­­но отметить случай выбрасывания двенадцатибалльным штормом на от­­мель подводной лодки "М‑54". Ее удалось снять с мели, и она в даль­нейшем активно участвовала в боевых операциях до конца войны.

Для того, чтобы подчеркнуть огромное значение хорошей выучки и са­мообладания экипажа при возникновении экстремальных ситуаций на под­водной лодке, остановлюсь на одном случае, который произошел с на­ми, и при других обстоятельствах мог бы кончиться трагически. На­ча­лось все довольно обычно. В сентябре 1942 г., при переходе с Кавказа на по­зицию мы заметили вынырнувший из-за облаков самолет и пошли под во­ду по срочному погружению. Однако лодку не удалось остановить на на­шей рабочей глубине 50 м, и она уходила все глубже с нарастающим диф­ферентом (наклоном). Глубина уже 80 м, дифферент на корму со­ста­вля­ет уже 35 градусов. Не помогает и полный ход электромотором. Лопа­ет­ся одна из цистерн, начинает поступать вода в центральный пост. Кор­пус лодки трещит. Командир отдает команду трюмному машинисту А.Мо­ру­хову продуть кормовые цистерны главного балласта. Однако лодка про­должает быстро погружаться. Глубина 100 м! Тогда А.Морухов под­клю­чает сначала одну, затем вторую группу аварийного продувания и оста­навливает падение лодки в бездну. А что же случилось? Просто "до­ро­га в ад вымощена благими намерениями". Находившийся с нами в по­хо­де на стажировке курсант Военно-морского инженерного училища, же­лая помочь при срочном погружении, не разобравшись в обстановке, от­крыл уже закрытый мотористами главный выхлопной клапан дизельного кол­лектора. В дизельный отсек хлынула забортная вода. Не рас­те­ряв­ши­е­ся мотористы бросились к маховику клапана и, преодолевая огромное да­вление воды, сумели его закрыть, но потребовавшееся для этого время ед­ва не оказалось роковым.

По срочному погружению все необходимые действия выполняются пре­дельно четко и быстро, что и обеспечивает погружение подводной лод­ки на глубину за 35-40 секунд. В эти считанные секунды вмешиваться в действия экипажа непозволительно. Расплата – гибель. В данном слу­чае этого не произошло только благодаря исключительному про­фес­си­о­на­лизму и мужеству экипажа. Недаром краснофлотцу А.С.Морухову, фак­тически спасшему лодку от гибели, позже было присвоено звание Героя Со­ветского Союза. К счастью для нас (в первую очередь для командира и кур­санта) мы не только благополучно дошли до позиции, но и потопили транспорт. Естественно, ни слова упрека курсант ни от кого из нас не услы­шал – ведь он искренне хотел помочь нам.

В ноябре 1942 г. М.В.Грешилов перешел от нас на должность коман­ди­ра средней подводной лодки с большим числом торпедных аппаратов "Щ‑215", а командиром нашей лодки был назначен старший лейтенант В.М.Про­кофьев. С ним мы плавали до конца войны и потопили еще пять транс­портов.

В мае 1943 г. нашей подводной лодке одной из первых на Черно­мор­ском флоте было присвоено звание гвардейской. Мы были этому очень ра­ды и очень этим гордились. Не могу не сказать, что в конце войны лод­ка, которой стал командовать М.В.Грешилов, тоже получила звание гвар­дейской, а сам он – звание Героя Советского Союза.

Примерно в это же время звание гвардейской получила кроме нас еще одна "Малютка" – подводная лодка "М‑62" (командир лодки – капи­тан-лейтенант Малышев). Две "Малютки" – "М‑111" и "М‑117" – стали крас­нознаменными, а их командиры – капитан третьего ранга Я.К.Иос­се­ли­ани, долгое время затем живший в Ленинграде, и капитан-лейтенант А.Н.Ке­саев – получили звания Героев Советского Союза.

К нашей огромной радости 9 мая 1944 г. был освобожден город Сева­сто­поль. Его освобождению мы отсалютовали торпедным залпом по воен­но­му транспорту противника.

Еще несколько походов, торпедных атак и ответных бомбежек, но вой­на на Черном море вступила в фазу своего завершения. Встал вопрос и о возможности дальнейшего активного использования нашей лодки на по­зициях. Состояние корпуса вызывало большие опасения. Сказывались мно­гочисленные бомбежки. К этому времени весь экипаж лодки был на­гражден правительственными наградами. Я был награжден медалями "За от­вагу", "За оборону Севастополя", "За оборону Кавказа" и орденом Оте­чест­венной войны II степени.

Мне предложили поехать учиться. Из предложенных высших военно-мор­ских учебных заведений я выбрал Военно-морскую медицинскую ака­де­мию. Как ни тяжело было расставаться с нашей любимицей гвар­дей­ской "М‑35" и боевыми товарищами – решился. Сдал экзамены, поступил и в 1949 г. окончил академию, а затем и адъюнктуру при кафедре фи­зи­о­ло­гии подводного плавания и аварийно-спасательного дела. После этого сно­ва пришлось много плавать на подводных лодках. А с боевыми това­ри­щами по лодке по сей день нас связывает крепкая надежная дружба.

Экипаж гвардейской подводной лодки "М‑35"

(снимок сделан в 1942 г. во время пе­редачи корабля новому командиру).

В верхнем ряду (слева направо): но­вый командир В.М.Прокофьев, ко­ман­дир дивизиона Л.П.Хияйнен, по­мощник командира Ю.С.Бода­рев­ский, старый командир М.В.Грешилов, штур­ман А.В.Милов, инженер-ме­ха­ник И.А.Валиков, старшина группы элек­триков Б.С.Сергеев, боцман Н.С.Хри­ненко, инженер-стажер (фа­ми­лия неизвестна), старшина группы тор­педистов В.П.Макаренко, командир от­деления штурманских элек­три­ков В.Мамаев, командир отделения ги­дро­­акустиков А.Краснов, командир от­деления мотористов С.Самородов. В нижнем ряду: гидроакустик-стажер (фа­­ми­лия неизвестна), старший мо­­торист Л.Шушманов, командир от­де­ле­ния трюмных машинистов А.Аки­нин, старший рулевой В.Ромашкин-Тима­нов, командир отделения ру­ле­вых Н.Климов, трюмный машинист А.Мо­рухов.

Цифра на ограждении рубки обозначает количество потопленных во­енных транспортов противника.

 Справка об авторе

Автор очерка "В битвах под водой" полковник медицинской службы в отставке Виктор Иванович Ромашкин-Тиманов – участник 34-х боевых походов гвардейской подводной лодки "М‑35" Черноморского флота, на которой он плавал в качестве рулевого с первого дня Великой Оте­чест­венной войны до ее окончания на Черноморском театре военных дей­ствий в 1944 г. Участник обороны Севастополя. В 1949 г. закончил Во­ен­но-мор­скую медицинскую академию в Ленинграде, а затем и адъюнктуру при ка­федре физиология подводного плавания этой академии. Кандидат ме­ди­цинских наук, доцент. Автор более 150 научных работ в области нор­мальной физиологии и физиологии военного труда. Более 50 лет про­жи­вает в Санкт-Петербурге. Работает в Военно-медицинской академии. Име­ет правительственные награды. Во время войны был награжден медалями "За отвагу", "За оборону Севастополя", "За оборону Кавказа" и орденом Оте­чественной войны II степени.