АЛЕКСЕЙ МЯГКОВ
ПАМЯТИ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО
В.В.К. и ВМФ
Виктор Викторович Конецкий окончил Подготовительное, а затем 1-е Балтийское высшее военно-морское училище, служил в Аварийно-спасательной службе Северного флота, следовательно флот знал хорошо. Но писал о нем мало. Пожалуй, вспоминается «Невезучий Альфонс», да краткие воспоминания самого Виктора Викторовича. Почему так случилось? Ведь было, что сказать. Можно было бы объяснить это цензурными ограничениями, всё, что писалось о Вооруженных силах, попадало под контроль Главного политического управления. А там сидели не самые либеральные товарищи. С другой стороны Виктор Викторович, как не кромсали его тексты, умудрялся публиковать книги и при этом обходиться без вранья. В первую очередь за это и любили его моряки. Виктор Викторович хотел стать профессиональным художником, то есть получить соответствующее образование, а в училище, как он сам писал, его определили, чтобы не голодал. И это горькая послевоенная правда. Для мальчишки, пережившего блокаду, регулярное трехразовое питание было спасением, а его родным – большой помощью. Да и кто из нормальных юношей не хотел быть моряком? А художником он всё равно стал. Его живописные работы такие же оригинальные, искренние, как и его проза. Но при этом он был прирожденным писателем, хотя, наверное, осознал это не сразу. Даже в его ранних текстах уже видны фантазия, любовь к слову. Попытки выстроить внутреннею драматургию текста.
И не просто так курсант Конецкий, «гремя палашом», ходил на филфак слушать лекции. Много ли было таких курсантов? Значит и тогда, если и не ощущал себя частью литературного мира, но сознавал, что литература – важнейшая часть его жизни. Правда, командование вскоре опомнилось и прекратило эти неуместные филфаковские вольности.
«Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов». Так писал Александр Грин.
Виктор Викторович очень рано услышал такой зов, но не сразу смог на него откликнуться. Не всякий морской офицер моряк. Моряком человека делает только плавание.
Далее – не полная цитата из книги «За доброй надеждой».
«Мой первый голова корабля, капитан третьего ранга Гашев, Зосима Петрович, органически не мог видеть в руках в подчиненных постороннюю книгу. Гашев невзлюбил меня с первой встречи. Виноваты оказались: байковые теплые кальсоны, выданные мне после окончания училища бесплатно, собственный мой подстаканник, на ручке которого изображен был малаец, но больше всего – книги. <…> Уже за полночь дверь каюты раскрылась, без стука конечно и вошел мой первый капитан <…>
– А я вас не спрашиваю, чей это подарок (подстаканник), – ответил он и ткнул пальцем в книги. – А это что?
Книг было много. Я надрывался, когда тащил чемодан по Мурманску к Корабельной пристани.
– Книги, – сказал я.
– Так ты, что – приехал книги читать или служить? – спросил он меня.
Я пробормотал, что надеюсь делать и то и другое.
– То, на что ты надеешься, меня мало интересует, – сказал он. – Я могу дать гарантию, что будешь делать что-либо одно.
– Есть! – сказал я».
И вот тут, молодой лейтенант Конецкий услышал, как прозвенел первый звоночек. А ведь речь шла всего лишь о чтении книг. Могу себе представить, что стало бы с капитаном третьего ранга Гашевым, если бы офицер ответил, что собирается не только служить, не только читать, но и писать книги.
Хемингуэй утверждал, что «настоящее писательское дело – одинокое дело». Он имел виду одиночество, как неотвлечение души от главного в жизни. Такое одиночество, пусть даже мучительное, помогает творчеству. Но я бы добавил, что писательство требует еще уединения. Стихи можно писать в любой обстановке, даже на футбольном матче. С прозой так не получится. Конечно, можно на спокойной вахте украдкой накарябать пришедшую в голову мысль на листке и спрятать в карман. Но, когда таких листков становится много, требуется обработка, а ее можно сделать лишь уединившись.
Еще нужно учитывать корабельную специфику, когда десятки человек месяцами запрятаны в скорлупу стального корпуса. Конечно, создаются микрогруппы, проводятся «чайные церемонии», на которых общаются те, кто хочет общаться. Но от общения с другими тоже никуда не деться. И нет возможности выбора. Оставишь на столе тетрадь с записями, а кто-нибудь возьмет и прочитает. А запирать дверь каюты считается дурным тоном. И на следующий день все будут знать, что ты что-то такое пописываешь. И, как бы ты не был хорош, а придется ловить на себе любопытные, а иногда и неприязненные взгляды и отвечать на ненужные вопросы.
Думаю, Виктор Викторович через всё это прошел. И хоть любил и море, и службу свою нелегкую и свое незнаменитое судно, а в какой-то момент понял, что нужно выбирать. И, боюсь, советоваться ему было не с кем. Он сделал выбор. Болезненный, драматический выбор. Выбор между военной службой и осознанным призванием. Если бы дело было на войне, он никогда бы не ушел. Стиснул бы зубы и продолжал служить
Но принять решение – полдела. Нужно решение осуществить. Уйти из вооруженных сил молодому офицеру всегда было сложно, а в то время практически невозможно. Виктор Викторович не рассказал какое неприятие среды ему довелось вынести. Об этом можно только догадываться. Виктор Викторович покинул военно-морской флот, перелистнул эту страницу и начал с чистого листа.
Но на этом листе тоже было написано «Флот». Только уже другой флот. Наверное, о выборе он не жалел, но осталось и долго жило в нем чувство вины перед военно-морским флотом, службой, своими товарищами. Вот поэтому, думаю и писал о ВМФ мало.
Кстати сказать, военные моряки – народ чрезвычайно писучий. Только писать офицеры обычно принимаются, выйдя в запас в звании капитанов второго или первого ранга. А Виктор Викторович ждать не хотел. Он стал моряком торгового флота. Тоже нелегкая работа, но со временем он стал являться на судно не просто, как штурман, а как член Союза писателей. И уже никто не показывал пальцем на пишущую машинку на столе в каюте. Правда теперь, при каждом новом назначении приходилось доказывать, что ты не просто писатель, которого пристроили покататься по морю, а грамотный судоводитель. Доказать можно было только хорошей морской работой. Но эта работа была Виктору Викторовичу в радость и, судя по его книгам, он каждый раз, несмотря на свой непростой характер вписывался в экипаж.
Я совершенно уверен, что выбери Виктор Викторович после ухода из ВМФ какую-то другую профессию, он всё равно стал бы замечательным писателем. Только книги были бы о другом. Не было бы в них радости выхода из тяжелых льдов на чистую воду. Не было бы удивительно точного описания морей и земель. Не было бы облаков, которые ночью, в тропиках почти касаются клотика. Были бы запоминающиеся характеры и ситуации, но и они были бы другими.
Мое любимое из названий его книг – «Кто смотрит на облака». Я бы сказал нашим юным морякам: «Не стесняйтесь ночью, в тропиках лечь на пеленгаторном мостике, слушать, как шуршит за бортом вода и смотреть на низкие облака. Смотреть. Как на фоне звездного неба облака гоняются друг за другом, бодаются, изображая каких-то сказочных животных». Не стесняйтесь смотреть на облака, как глядел на них Виктор Викторович. Не стесняйтесь быть иронично-романтичными, быть начитанными, не стесняйтесь философствовать, хотя бы разговаривая с собой. Не стесняйтесь через морскую профессию познавать не просто жизнь, не просто мир. Познавать мироздание. Ни больше, ни меньше!
Но всё это трудно, чертовски сложно осуществить, когда ты служишь на военном корабле. Виктор Викторович осознал это и покинул ВМФ. Не потому, что долг стал ему в тягость, а потому, что ПРИЗВАНИЕ стало долгом.
И в конце концов случилось то, что и должно было случиться – его искренне полюбили и моряки торгового флота, и рыболовецкого, и речного, и научно-исследовательского и военно-морского. Как-то он обмолвился: «Завалили меня рукописями со всех пароходств, флотов и флотилий!» И, наверное, тогда он окончательно освободился от чувства вины перед ВМФ, чувства, может быть мнимого. Он почувствовал, что флот полюбил, признал и принял в себя.
Теперь уже навсегда.
Март 2022 года
