Представляю вам окончание воспоминаний Геннадия Георгиевича Ильина. Начало здесь.
О наших учителях можно рассказывать долго и с превеликой благодарностью. Я расскажу лишь об одном из них. Преподаватель английского языка лейтенант Фрадкин Марк Шлёмович. Он был при красных армейских погонах и в очках с выпуклыми стёклами.
Он почти ничего не видел — до сих пор слышу его возмущённый голос:
— Григорьев! Вы опять мне подсунули чистый лист тетради! — это после того, как он в течение нескольких минут, приблизив очки вплотную к чистому листу, пытался найти на нём хоть какие-то строчки домашнего задания.
Иногда он приглашал двух-трёх учеников к себе домой. Мы расценивали это как поощрение. Со Славкой Евсеевым приходили к нему играть в шахматы. У него была небольшая, метров 12—14 комната в огромной коммунальной квартире. Окно без каких-либо занавесок выходило на улицу Пестеля. От солнца защищали прикреплённые кнопками газеты. Из мебели была армейская кровать, застеленная синим одеялом — как в Смольном у Владимира Ильича Ленина, и шкаф, который почему-то называли шифоньером. На его боковой поверхности виднелись какие-то цифры, наверное, инвентарный номер. Посредине комнаты стоял стол, на нём чай с сухарями и шахматы — всё это для нас было каким-то редкостным ощущением домашнего, неизвестного нам уюта. Преподаватель отдавался своему предмету полностью. Для меня это дало о себе знать самым неожиданным образом уже через много-много лет, когда довелось работать в Швейцарии в фирме «ABB Power generation» в отделе перспективных проектов, где русских не было. Основным языком — помимо немецкого на бытовом уровне — использовался английский. Все детали, дискуссии, рабочая документация — всё по-английски. Русской речи вокруг не было слышно вовсе. Благодаря Марку Шлёмовичу разобраться и общаться для меня не составляло никакого труда.
Особую роль в процессе обучения всегда играет время вне занятий. Первым памятным местом стало Нахимовское озеро, где располагался летний лагерь. Жили мы в палатках, несли наряды. Самым интересным было дежурство на шлюпочной базе. Лениво плещется вода о помост и очень остро пахнет чем-то незнакомым. Это запах дорогой кожи и лака, которым покрыты детали шверботов, подаренных училищу после войны. Подсменные в свои палатки не уходили, спали в каюте. Прикосновение этой кожи к щеке я как-будто ощущаю до сих пор. Потом будет Балтийское море и практика на учебных кораблях. Их имена — «Учёба» и «Надежда». Всё, как на нормальных парусных кораблях — кубрики с подвесными койками, пробковые матрасы, распорядок дня. День начинался с зарядки — нужно было подняться по вантам минимум до первой реи и пройти по ней, держась за леер, на другой борт, там спуститься по вантам вниз. Всего-то, но даже небольшая качка с высоты мачты воспринималась очень обострённо.
В конце похода однажды мы оказались в Кёнигсберге. Города как такового не было — груды битого кирпича, остатки домов. Нас водили к могиле Канта, много позже я узнал, кто это такой. На обратном пути несколько раз останавливались около небольших брошенных людьми островов. Вот там дома стояли не разрушенными, на столах даже виднелась какая-то посуда, но вокруг никого не было. Было тихо и странно…
Всё рассказанное мной так или иначе связано с усилиями старших товарищей по воспитанию нас, несмышлёных. А мальчишки, тем более сведённые воедино, живут по своим неписанным законам. Эти законы не всегда справедливые и часто бывают достаточно жёсткими. При этом чуть ли ни главным является физическая сила, соревновательность, спорт. В нашей роте было несколько ребят — детей высокопоставленных отцов. Один из них — сын секретаря Президиума Верховного Совета Пегов — довольно высокий и очень полный мальчишка, он почему-то оказался в четвёртом взводе нашей роты. Чтобы утвердиться в коллективе, стал обижать тех, кто слабее. В их числе был и я в своём первом взводе, он стал добираться и до меня. Место в коллективе приходилось отстаивать в кулачных поединках, проводившихся в перерывах между занятиями в ротном туалетном помещении…
Конечно же, у меня был выбор, кстати, и окончательное решение вызревало и во время той самой коридорной «вынужденной медитации». Главное было — преодолеть свой страх… Огромное значение имеет ещё и чей-либо пример. Пример может быть отрицательным — что бывает очень часто. Тот же Пегов, стремившийся по-своему «быть в авторитете». И положительным — для меня таким примером стал Вадим Кулешов. Он был чуть старше, но всё равно обитал в нашей среде. Очень спортивный, здорово играл в волейбол. Миша Глинка тоже любил волейбол, он лихо играл в кружке любителей на пляже около Петропавловской крепости. Миша, не прыгая, бил с такой силой по мячу, что редко кому удавалось принять его подачу. Вадим тоже бил сильно, но он был командным игроком. И если у Миши порой получалось как-то немножко коряво, Вадим всё делал с какой-то удивительной грацией. Это был от природы «золотой мальчик» — он всё, что можно, заканчивал с золотой медалью. Я вот только удивляюсь, как это не заметил академик Прянишников, с которым мы встречались в Доме учёных на набережной Невы, куда и я, и Вадим, и Мишка тоже — это я помню точно! — периодически приходили играть в пинг-понг.
Недавно на одной из презентаций своей очередной книги известный писатель Михаил Глинка заметил, что у них на курсе было очень много успешных учеников, а по выпуску 12 или 13 человек получили медали. Замечу, что на нашем курсе таких было чуть ли ни вдвое больше. Система давала о себе знать!
Вспоминаю последний выход с курсантами на УК «Гангут» из Севастополя вокруг Европы в 1991-м году. Мне довелось быть тогда старшим на борту, поэтому полагалось иметь заместителя по политчасти. Только время уже было другое, а работа в коллективе около 400 человек остаётся! Мне было предложено самому выбрать офицера на эту работу. Вадим согласился, это было большой удачей для всех… По окончании службы он был избран заведующим кафедры математики, ушёл из жизни незаслуженно рано… Светлая ему память. Во многом благодаря ему я приобрёл жизненную закалку и стал спортсменом.
... Менялось время, государственный строй, название страны, но за всю историю Училищный дом Петра не менял своего Великого Предназначения – воспитание и обучение патриотов России! В наше время, как никогда, хочется, чтобы как можно больше его выпускников бороздили морские просторы, командовали воинскими частями, ракетными комплексами, вели научную и преподавательскую деятельность.
С уважением, питон 1955 года Геннадий Ильин
https://zen.yandex.ru/media/borisedykh/putevka-v-jizn-629475c44f5351769bc899b2?&utm_campaign=dbr&
